— А ведь кто-то живет себе и наслаждается жизнью! Послать бытебя к черту с твоими выдумками или хоть понять, чего ты хочешь. Ну, допустим,мы найдем ее на фотографиях, что тогда?

Тогда мы попросим тех, кто сделал эти снимки, вспомнить, вкотором часу они были на пляже.

— Во-первых, это не так просто, — возразила Берта, — аво-вторых, это не убедит полицию.

— Это уже будет не твоя забота, — успокоил ее я.

— А чья?

— Мириам, если ее к тому времени не посадят.

— Лучше уж тогда послать Мириам прямо на корабль, чтобыребята ее опознали, — с насмешкой сказала Берта. — Она получит девяносто восемьпроцентов голосов. Каждый будет рваться присягнуть, что…

— Вот именно этого, — прервал ее я, — я и хочу избежать. Мнесначала нужны фотографии, тогда я сумею построить доказательство.

— Да, это логично, — неохотно согласилась Берта. — Ну ладно,попробую.

— Как себя чувствует Бикнел?

— Нормально. Пылает страстью. Ты знаешь, что тут было?

— Что?

— Он пришел ко мне в номер и сказал, что готов выложить стотысяч долларов из собственного кармана, только бы Мириам не засудили. Онсобирается нанимать адвокатов и дает нам полную свободу действий.

— Ну и что?

— Черт побери, Дональд! — вспылила Берта. — Тебя что, совсемне волнуют эти цифры?

— Да нет, почему же.

— Уж и не знаю почему! Я вижу, что ты глаз не сводишь с этойМириам. Господи, у нее походка, как у танцующей рыбы на нересте![4]

Я усмехнулся и вышел из комнаты. Мне вслед неслось шипениеБерты насчет коварных женщин и чересчур впечатлительных мужчин.

А я направился туда, где накануне вечером оставила своюмашину Мицуи. Добравшись до ее скромного жилища, я поднялся по ступенькам и позвонилв дверь. Мне открыл молодой человек, тоже полугаваец-полуяпонец.

— Мицуи, — коротко сказал я.

Лицо его осталось совершенно неподвижным. Я положил руку налацкан куртки, слегка отогнул его и тут же опустил на место.

— Да, господин полицейский, — сказал тогда он.

Буквально через мгновение появилась Мицуи. Я шагнул внутрьдома. Увидев меня, она отшатнулась, словно я ее ударил. Молодой человеквопросительно посмотрел на нее, и она сказала ему что-то по-японски. Я темвременем пододвинул себе стул и сел.

Японец подошел ко мне и произнес всего одно слово:

— Уходите!

Я не двигался с места. Он с угрожающим видом шагнул в моюсторону, но я потянулся правой рукой под куртку, словно за пистолетом, ипосмотрел на него как можно пристальнее и тверже. Видимо, взгляд мой ему непонравился, потому что он отступил. Пока что блеф срабатывал.

— Что вам нужно? — спросил он. Я повернулся к Мицуи:

— Мицуи, кто вам платил за то, что вы меняли пленки намагнитофоне?

Ее лицо напоминало деревянную маску. Я уже решил, что недождусь ответа, но после паузы она все же произнесла одно слово своим низкиммелодичным голосом:

— Бастион.

— Кто еще?

— Больше никто.

— Вы знаете Сиднея Селму?

— Сиднея Селму? — механически повторила она.

— Да, Сиднея Селму.

— Не знаю, — ответила она.

— Вчера вечером вы ездили к Бастиону, — сказал я. В глазахее пару раз что-то мелькнуло, но она продолжала стоять неподвижно, глядя наменя.

— У него в доме был еще кто-нибудь?

— Женщина?

— Женщина или мужчина, не важно кто. Ответа не было.

— Вы кого-нибудь видели? — еще раз спросил я.

Ее темные глаза, таинственные и непроницаемые, словнопокрытые черным лаком, неподвижно уставились на меня.

— Вы видели кого-нибудь, кто был в доме у Джерома Бастиона?

Она продолжала молчать.

— Вчера вечером там был Сидней Селма, — твердо сказал я, —или же вы виделись с ним сегодня. Ему около тридцати лет, он довольно высокий,широкоплечий, с голубыми глазами. Может быть, он назвался другим именем, но такили иначе, вы виделись с ним, и он заплатил вам за то, чтобы вы сделали длянего одну вещь. Я хочу знать, за что он вам заплатил.

Она продолжала смотреть на меня своим непроницаемымвзглядом. Лицо ее было абсолютно неподвижно. А вот молодой японец себя выдал.По его лицу я понял, что за моей спиной что-то происходит. Я резко обернулся. Вдверях стоял Сидней Селма, наставив на меня дуло пистолета. Глаза его сверкалинедобрым блеском.

— Ах ты, сукин сын, какой любопытный! — проговорил он. —Кориото, забери-ка у него пистолет.

Молодой японец подошел ко мне неслышными, кошачьими шагами.Теперь он улыбался холодной торжествующей улыбкой.

— Не загораживай его от меня, — предупредил Селма. Япопытался еще раз остановить Кориото.

— Не трогай, сынок, — сказал я, — получишь пулю. Селма послевторого трупа уже не оправдается. А я оправдаюсь.

Кориото заколебался.

— Давай же! — крикнул Селма. — Он тебя дурит. Я егопродырявлю и глазом не моргну, а потом уж поищем объяснения.

Ситуацию разрядила Мицуи. Она сказала по-японски ещенесколько слов, и Кориото кинулся на меня, как кот на мышку. Я отскочил всторону и попытался ударить его кулаком. Кориото этого ждал. Он вцепился в моезапястье железными пальцами, молниеносно развернулся вокруг своей оси, и вследующий момент комната словно перевернулась: стол оказался у меня надголовой, потолок — под ногами. Потом все вернулось на свои места, я шмякнулсяоб стенку, а Кориото оседлал меня сверху.

Я ударился с такой силой, что к горлу подступила тошнота. Явсе же попытался сделать Кориото удушающий захват, но он, конечно, увернулся ирезким движением скрутил меня в бараний рог. Я услышал шлепающие по полу шажкиМицуи: она подошла, невозмутимо встала рядом с нами и протянула Кориоторулончик бинта.

— Забери у него пистолет, — скомандовал Селма. Кориотобыстрым движением связал мне кисти рук бинтом и пошарил с левой стороны подкурткой — нет ли под мышкой кобуры. Ничего не найдя, он похлопал меня покарманам.